Дорогие мои! Очень хотел бы сказать вам всем спасибо, но…

Начну по порядку. «Марш несогласных» закончился для меня в районе половины первого дня и началась вторая часть мерлезонского балета. Ещё в омоновском автобусе, где очень громко работала милицейская рация, я услышал доклад, о том, что к 12.30 утора по московскому времени было задержано 1300(тысяча триста) человек. Это вполне согласовывалась с тем, что сообщало в своих выпусках «Эхо Москвы» о забитых участках милиции по всей Москве. А потом началось нечто невообразимое. Для меня, во всяком случае. Не все слушатели «Эха» были на «Марше», но все кто были на «Марше» были слушателями «Эха Москвы», или Вы этого не знали, Алексей Алексеевич?

Так вот, когда ДАЖЕ «Эхо» стало передавать «официальную» информацию о количестве задержанных и сосредоточило своё внимание на ОВД «Краснопресненское», где сидели безусловно достойные люди, журналисты и политики, но не все участники «Марша», то мне стало кристально ясно, что нас списали. Что милиция сможет нас держать сколько пожелает. И для моих иногородних товарищей это стало реальностью. NEWSRU.COM и Lenta.ru вторили друг другу, сообщив, что Мария Гайдар, выйдя из ОВД «Краснопресненское» сказала об освобождении практически всех несогласных. Я в это время наслаждался камерой автозака, длиной три метра, шириной один метр и высотой полтора метра. И таких отдыхающих было шестнадцать человек в одной части этой чудесной машины и столько же в другой. Стены автозака стальные, поймать радиоволну очень трудно, поэтому долго держать антенну наружу приходилось через вентиляционную отдушину. Мы все очень хотели услышать хоть чей-нибудь голос, который сказал бы : «Ребята, держитесь! Мы вас не бросим! Вы не одни!». Но Ксения Ларина, пару раз охнув по поводу произошедшего, обратилась к современному кино, Юлия Латынина привычно вещала о Березовском, шла обычная «эховская» субботняя программа. Всё шло как обычно. Ничего не случилось ведь! Всё нормально! А мне было стыдно. Я очень давно слушаю это радио. С 1991 и 1993 года у меня появилась дурацкая привычка таскать с собой радио, и я считал, что «Эхо» нуждается в своих слушателях настолько,
что может легко изменить свою программу, если им, слушателям, это нужно. Но, видимо, это не так. Я человек уже поживший, но молодёжь, сидевшая рядом со мной нуждалась в этой моральной поддержке даже больше, чем я. А у меня было ощущение, что это я ребят обманул. Я-то им твердил, спокойно, «Эхо» сейчас всё скажет. Нда… Вы Алексей Алексеевич в пять лет прочли «Трёх мушкетёров», ведь так? И что? Мы не годимся для «один за всех и все за одного»? Или мы выступили в роли гвардейцев кардинала? Меня освободили в десять вечера. А все иногородние ребята и чудная семнадцатилетняя девушка из города Шахты (будущая мама кстати, на третьем месяце беременности, приехавшая на концерт «Алисы» и решившая прогуляться по городу) остались там. И я сделать ничего не мог. Выходя из ОВД «Печатники» я не встретил никого. Ни «правозащитников», ни людей из «Другой России», ни журналистов. Наши «маленькие трагедии» никому не интересны. Други мои! Отсиденты! Ребята! Никому мы не нужны! С властью всё понятно, у неё работа такие «тащить и не пущать», но и для оппозиционеров мы тоже никто. Массовка. «Фомка» для вскрытия властного банкомата, по меткому выражению мерзейшего Максима Кононеко. Не надо нам никуда ходить. Надо вспомнить о родных своих. О мамах и детях. И плюнуть на всю эту возню хладнокровных дельцов. Как в одном, так и в другом лагере. Не интересуют их ничьи права, кроме своих собственных. Не интересуют их ничьи судьбы, кроме своих собственных. Не либералы они. И не демократы. Гарри Кимович, Вас это не касается. Вы, как и мы оказались ТАМ…Но Вы их берегитесь. Продадут. Даже не за два процента. А за гораздо меньшее удовольствие.

Кирилл Серский, актёр, Москва, 16 апреля 2007 года.

P.S. Огромное спасибо Михаилу Лабковскому за моральную помощь и психологическую поддержку в ночь с 15 на 16 апреля. Михаил, Вы лучший!